Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]
Вдруг я заметил среди прибывших одну даму, и у меня внутри все оборвалось. Я стал лихорадочно соображать, как бы отвлечь Франциску, но она ее уже увидела. В алом льняном платье, которое прекрасно оттеняло ее светлые волосы и так плотно облегало ее грудь и бедра, что стоявшие внизу мужчины от восторга забыли все на свете, фрау Цирот спускалась по трапу. Ступив на причал, она обернулась и остановилась, чтобы подождать мужчину в соломенной шляпе, который следовал за ней, сгибаясь под тяжестью багажа.
— Господи! — простонала Франциска и схватила меня за руку. — Это Цироты!
Мужчина в соломенной шляпе, как оказалось, был мужем эффектной блондинки.
— Кто-кто? — с деланным недоумением спросил я, надевая темные очки, чтобы фрау Цирот случайно не узнала меня.
— Видишь ту блондинку в красном платье и мужчину в соломенной шляпе с двумя чемоданами? — сказала Франциска взволнованно.
— Вижу. Ты их знаешь?
— Конечно, — ответила Франциска. — Она тоже работает в универмаге «Вайнгеймер».
Поставив чемоданы на землю, мужчина снял шляпу и вытер лоб. Я вспомнил, что уже видел его. Утром в понедельник, когда фотографировали тело Ладике, он тоже стоял в коридоре в толпе служащих и даже спросил меня, когда я нес показывать начальнику отдела кадров фотографии из бумажника Ладике: «Его что, убили?» А я еще ответил в сердцах: «Нет, он сам скончался от коклюша!». Потому что терпеть не могу подобных вопросов. Значит, это был Цирот…
— Они все знают, — сказала Франциска. — Если увидят меня, будет такой шум!
Я встал, снял с гвоздя соломенную шляпу, стряхнул с нее пыль и надел на Франциску. Темные очки и тень от полей шляпы сделали ее неузнаваемой.
К супругам тем временем подскочил один из местных и что-то спросил. Те кивнули. Мужчина подкатил двухколесную тележку, на которой было написано «Отель «Метрополь», и погрузил чемоданы.
— Слава богу! — облегченно вздохнула Франциска. — Хоть жить будут в другой гостинице.
Супруги Цирот двинулись вслед за носильщиком. Женщину провожали взглядом все мужчины на набережной.
— Ну и штучка, — сказал я.
— Старая коза! — буркнула Франциска.
— Давай выпьем по глотку вина, — предложил я и наполнил бокалы. — И почему же она коза?
Франциска выпила, сняла шляпу и ответила:
— Это одна из самых ужасных сплетниц, которых я знаю. Она тщеславна и завистлива до тошноты.
— Ну да? — сказал я.
— А муж ее не лучше, — продолжала Франциска. — Карьерист и подхалим. Свою жену он уложил бы в постель к любому, кто пообещал бы ему повышение по службе, и она, я уверена, не стала бы отказываться. Она и на Фреда Ладике глаз положила Была в ярости, когда однажды увидела меня с ним в машине.
— Не думай об этом! — попробовал я ее успокоить. — Может, они давно в отпуске и ничего не знают об этой истории.
— Нет, — сказала она, — именно Цирот видела меня с Ладике в коридоре тогда, в субботу после обеда. Она еще так ехидно посмотрела… Черт бы их побрал, почему им вдруг понадобилось притащиться именно сюда? Мне надо срочно уехать!
Она скрипнула зубами.
— Успокойся, Франциска! — сказал я. — Во-первых, они живут в другом месте, во-вторых, я с тобой, а в-третьих, совесть у тебя чиста! Что тебя так взволновало?
Я вдруг поймал себя на мысли — надо же, с какой уверенностью я говорю о ее чистой совести! Выходит, я убежден, что в смерти Ладике она не виновна? Да, именно так оно и есть. Убежден. Не знаю уж, объективно ли я сужу об этом или смотрю на нее глазами влюбленного, которому все представляется в розовом свете? Наверное, нет. Ну и что с того?
Что мне теперь — вернуться в Гамбург, явиться к шефу и сказать:
— Янсен здесь ни при чем!
— Откуда вы знаете? — спросит он.
— Подсказывает интуиция. Кроме того, она сама мне сказала!
Я живо представил себе его физиономию и вздохнул.
К нашему столику подошел хозяин.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, — ответил я, хотя в голове у меня была полная кутерьма.
Завтра утром уеду, решил я про себя, займусь этим делом вплотную и найду настоящего убийцу!
— Подул юго, — сказал хозяин, плюнул на указательный палец и поднял его вверх. — Такой ветер. Приносит холод и дождь. Два дня приходит, два дня остается, два дня уходит. Шесть дней плохо для туриста, солнца нет, купаться нельзя!
— Прекрасно, — сказал я. — Ты слышишь, Франциска? Начинается холодный ветер! Будут дожди.
— Чепуха, — сказала она. — У меня есть рекламный проспект, а там написано: «Иелса — самый солнечный остров Адриатики!»
— Ну да! — ответил я. — Но когда писали, не спросили мнения местных жителей.
Я расплатился, трижды сказав «Hvalla» и пять раз «Dobre», и мы ушли.
Причал опустел, любопытные разошлись, вновь прибывшие отпускники разъезжались по отелям, тяжело ступали навьюченные мулы. Несколько босоногих мальчишек, ненамного чумазей своих сверстников в Гамбурге, стояли вокруг спортивной модели «Вольво» с голландскими номерами, которую краном спустили с борта «По-стиры» на берег. Они говорили громко, гортанно, а по их оживленной жестикуляции можно было догадаться — они со знанием дела обсуждают достоинства машины.
Владелец «Вольво», тощий, как жердь, молодой человек обошел вокруг автомобиля, проверяя, не поцарапано ли его сокровище при транспортировке. Интересно, что он с ним собирался делать здесь, на острове, где на посыпанных щебенкой дорогах больше тридцати километров в час не разгонишься? Впрочем, это его проблемы.
— Куда мы пойдем, Лео? — спросила Франциска и вложила свою руку в мою.
— Пошатаемся по городу, поглазеем на витрины, — предложил я.
— Великолепно!
Мы не спеша побрели по улицам, любуясь витринами местных лавок. В ближайшей, около почты, за стеклом лежали скопища мертвых мух. Первый приз за лучшее оформление витрины мы присудили магазинчику у школы: там в витрине стояло в ряд десять бутылок водки.
Мы зашли в церковь, полагая, что внутри она выглядит так же красиво, как и снаружи. Но там было темно и тихо. Пахло плесенью и ладаном, а на стенах висели сентиментальные картины с сюжетами из святого писания. Мы были настолько непочтительны, что за одной из колонн поцеловались. Тут кто-то возмущенно кашлянул. Женщина, вся в черном — потому мы ее и не заметили, — стояла на коленях рядом с исповедальней. Глаза ее метали в нас молнии.
Мы выскочили из церкви на освещенную солнцем улицу и содрогнулись, когда в одном из узких переулков за церковью нам перебежала дорогу большая черная кошка.
— Тьфу, тьфу, тьфу, — поплевала Франциска через левое плечо.
Я улыбнулся, хотя мне было совсем не весело. Мысль о Циротах не давала покоя нам обоим. И через несколько часов я убедился, насколько верны были предчувствия. Но пока мы, конечно, еще ничего не знали.
На небе тем временем показалось маленькое белое облачко, похожее на перо. Я подумал, что завтра в это время буду уже ехать по Австрии. Первым пароходом попаду из Йелсы в Сплит, оттуда поездом до Риеки, а там днем пересяду на экспресс в Германию. Фрау Кибиц, опытный секретарь полицейского управления, продумала мой маршрут и заказала все билеты. Если хозяин таверны не ошибся, и завтра действительно пойдет дождь, Франциска будет тоскливо сидеть в отеле и размышлять, что бы значило письмо, в котором я напишу все, что не решался сказать по трусости или от любви…
А вдруг дожди не начнутся? Честно говоря, я не мог себе представить, как будет выглядеть в дождь это море, этот залитый солнцем поселок, сверкающие скалы, серебристо-пыльные сосны и агавы, посыпанные щебнем улицы, по которым расхаживали весьма легко одетые отпускники. Я снова подумал, не взять ли мне Франциску с собой, и тут же отбросил эту мысль. Да, возможно, что дождь и не пойдет.
Была половина седьмого, когда мы вернулись в отель. Мы остановились у стойки портье, и я принялся перелистывать газеты, питая в глубине души весьма слабую надежду на сообщение, что убийца Ладике найден и фройляйн Янсен вне подозрения… Увы. От Фойерхака трудно было ожидать подобного служебного рвения. Франциска заглядывала мне через плечо.
— Воспитанные девочки так не поступают! — упрекнул я ее. — А вдруг я читаю любовные письма?
— Даже если так, сами письма меня не интересуют, — ответила она и ткнула меня пальцем в бок. — Меня интересует только почерк, понял? Надеюсь, все твои подружки с удлиненными элементами пишут буквы.
— Удлиненные элементы? У подружек?
— У букв, Лео, у букв! Какой же ты балда! Удлиненные элементы букв говорят о грубом материализме, эгоизме и склонности к неправильному выбору партнера.
— Ах, вот оно что! — сказал я.
Холл вдруг заполнился гомоном, смехом и криками. Это наша веселая компания вернулась с парусной регаты. Они тут же окружили нас. На обратном пути они, разумеется, не преминули слегка выпить и теперь бурно начали нас расспрашивать, подшучивать, подначивать и ругаться. Нам пришлось описать все ночное приключение с акулой. Сами того не ожидая, мы вдруг превратились в героев. Ко всему прочему, выяснилось, что у Бетси сегодня день рождения. Я поцеловал ее в обе щечки, исполнил «Happy birthday» и вместе с Франциской получил приглашение на вечеринку по поводу этого знаменательного события.
